Мы старались держаться ближе к середине Днепра. От каждого из берегов в разные моменты нас отделяло от пятисот до семисот метров – далековато для стрелкового оружия, но все равно не сахар, особенно если его применять массированно, что немцы и делали. Однако винтовочным и пулеметным огнем противник не ограничивался. Столбы воды от разрывов мин и снарядов вставали в неприятной близости от нас. Я отобрал у Никифорова рукоять управления мотором и бросал трофейный «штурмбот» в виражи, стараясь сбить немцам прицел.

Пока нас спасала скорость и все-таки не слишком хорошая видимость. Еще нам на руку играло то, что немцы на берегах не успевали толком пристреляться – мы слишком быстро проскакивали мимо.

Игнатов попытался было отвечать огнем из пулемета, но я приказал ему прекратить огонь. Давать немцам дополнительную подсветку цели вспышками выстрелов не стоило, да и патроны нам могли еще пригодиться.

Иногда нам удавалось прикрываться от берегов островами, но это давало лишь короткие передышки. В двух километрах впереди Днепр немного сужался, и островов на этом участке не было. Именно здесь немцы готовились нас остановить. Связь у противника работала неплохо, даже несмотря на то, что сразу после удара по мосту я с помощью спутников заглушил весь радиоэфир в районе Кременчугского плацдарма. Однако проводная связь у немцев тоже имелась, причем, похоже, ее сеть была весьма разветвленной.

Впереди нас с нетерпением ждали два десятка лодок, выстроившихся в линию поперек реки, а на оба берега немцы выкатили на прямую наводку скорострельные зенитные пушки FlaK 38, способные с семисот метров сделать из нашего «штурмбота» решето. Вот теперь мы действительно приплыли. На прорыв не было ни малейшего шанса – я просто не успею вывести из строя все опасные цели до того момента, как они откроют по нам убийственный огонь.

Перед сужением Днепр разливался почти на два километра в ширину, и десятки мелких и средних островов разбивали течение реки на множество проток разной ширины. Берега скрылись из виду, и это давало нам шанс.

– Впереди засада, – прокричал я Игнатову и Никифорову, – нам не пройти. Будем уходить на острова.

Не дожидаясь реакции товарищей на мои слова, я резко изменил курс и ввел «штурмбот» в узкую протоку. Лодка ткнулась в берег, но мотор я оставил работать на холостых оборотах.

– Быстро высаживайтесь! Я постараюсь отвлечь немцев и вернусь к вам вплавь.

– Товарищ младший лейтенант… – начал Игнатов.

– Выполнять! Нет времени на обсуждение приказов.

Никифоров уже подхватил пулемет и пихнул пленного немца, недвусмысленно указывая ему на берег. Игнатов секунду колебался, но потом тоже присоединился к разгрузке лодки. Все еще не пришедшего в сознание Щеглова аккуратно вынесли из «штурмбота» и уложили под защитой кустарника на немецкую плащ-палатку.

Я быстро проверил трофейный автомат, и приказал Никифорову оттолкнуть «штурмбот» от берега. Мотор вновь зарычал, и лодка бодро двинулась по протоке. Вокруг все еще было темно, но до рассвета оставалось уже совсем немного времени, а мне еще нужно было успеть разыграть перед немцами задуманный спектакль и потом как-то уйти самому.

Пустая лодка резво разгонялась по течению, выдавая почти тридцать пять километров в час. К засаде я вышел минут через пять. Немцы старались ничем себя не выдавать, и «люстр» в небе на наблюдалось. Стояла удивительная тишина, грубо разрываемая лишь ревом моего мотора, работавшего на полных оборотах. Противник, естественно, тоже прекрасно его слышал, и когда до линии лодок осталось метров пятьсот, в воздух взвились десятки осветительных ракет, и стало светло почти как днем.

– Русские диверсанты, сдавайтесь! – усиленный громкоговорителем голос разнесся над водой. – Сопротивление бесполезно! Вы под прицелом двадцати пулеметов и четырех скорострельных пушек.

В подтверждение этих слов с обоих берегов ударили зенитки, и росчерки трассирующих пуль скрестились над лодкой. Испытывать терпение противника дальше было неразумно. Я изобразил панику, дернув лодку вправо-влево, а потом заложил резкий разворот. Ручку газа я еще на подходе к засаде закрепил в максимальном положении, а теперь зафиксировал и сам мотор. Трофейный «штурмбот» уходил вверх по течению и через несколько секунд меня должны были начать убивать.

Позаимствованная у одного из убитых немцев граната на длинной ручке лежала рядом со мной в полностью готовом к применению состоянии – защитный колпачок отвинчен, шнур с фарфоровым кольцом на конце извлечен. Я дернул за шнур и услышал, как, воспламенившись, зашипел замедлитель. Бросив гранату к канистре с бензином, я подхватил автомат и перевалился через борт, одновременно выпуская из MP-40 длинную очередь. С берега уже били зенитки, и я даже успел услышать удары двадцатимиллиметровых снарядов, прошивавших борта лодки.

Я нырнул и проплыл под водой несколько метров, когда в унесшемся вперед «штурмботе» рванула граната. Меня слегка оглушило – взрыв произошел не в воде, но по ушам все равно дало изрядно. Я не удержался и использовал «взгляд сверху». В сочетании с канистрой бензина граната произвела весьма выразительный эффект. Лодка пылала, одновременно заваливаясь на корму и погружаясь в воду.

Теперь мне следовало немедленно покинуть опасный район – в том, что немцы не удовлетворятся картиной взорванного «штурмбота» и будут искать выживших, я ни секунды не сомневался.

Воздуха отчаянно не хватало, но я продолжал плыть под водой. Немцы выбрали отличное место для засады – ни одного островка, под прикрытием которого можно было бы незаметно вынырнуть и перевести дыхание. Пару раз совсем недалеко от меня проходили немецкие лодки, но рассмотреть что-либо под слоем темной воды солдатам противника не удавалось. На последних остатках воздуха в легких я доплыл до крупного деревянного обломка, бывшего когда-то частью настила понтонного моста с уцелевшим элементом ограждения в виде толстого бруса. Буквально минуту назад немцы тщательно осмотрели его и, не найдя ничего для себя интересного, отправились дальше, так что теперь у меня появилась возможность немного отдышаться, не опасаясь привлечь ненужное внимание.

Неожиданно поведение противника резко изменилось. Все «штурмботы», как по команде, рванули к берегу, освобождая середину реки. Видимо, на поиски выживших им было отведено определенное время, и теперь немцы собирались привести в исполнение следующую часть своего плана, которая, если я все правильно понял, должна была мне сильно не понравиться.

Я вновь нырнул и изо всех сил поплыл к восточному берегу, который был ближе и где я видел еще несколько крупных фрагментов разрушенной переправы, дрейфующих вниз по течению.

Я едва успел. Минометы открыли огонь с обоих берегов Днепра, и река на большой площади вздыбилась фонтанами выброшенной взрывами воды. Я в этот момент прятался за каким-то бревном, утыканным гвоздями и растопыренными во все стороны расщепленными досками. Находиться при таком обстреле под водой, мягко говоря, не рекомендовалось. Противник очень ответственно подошел к делу, и мне крупно повезло, что я оказался вне зоны обработки реки минометным огнем. На мое счастье немцы в своих расчетах не учитывали ту скорость, с которой я мог перемещаться под водой, иначе они не пожалели бы мин и расширили участок, по которому отработали минометчики.